Чобану Григоре Ион, г.р. 1942, г. Кэушаны

Какую форму обращения предпочитаете, «Григорий Иванович» или «господин Чобану»?

И так хорошо, и этак… от первого варианта, как-то уже отвык.

Господин Чобану, расскажите, пожалуйста, о себе: где и когда Вы родились, кто Ваши родители, братья, сестры?

Я, Григоре Чобану, сын Иона и Зиновии Чобану. В семье нас было трое детей, и я был младшим. На момент высылки мне и семи лет не исполнилось. Кроме меня были еще две сестры постарше – одна родилась в 1933, а другая в 1936 году.

Вы помните что-нибудь о хозяйстве ваших родителей, расскажите, пожалуйста?

Всегда так было… и тогда, да и сейчас, часть имущества утаивается. У отца по документам было 6 гектаров земли, а на самом деле ее было больше: сад в 10 соток, виноградник 10 соток, приусадебный участок – 25 соток. Недвижимость – два дома, скотина – две коровы, две телочки и два теленка. Помню, была еще упряжка волов, которая не была занесена ни в инвентарную книгу, ни в опись конфискованного имущества. Лошадь, помню, была и весь сельхозинвентарь, как у всякого справного хозяина…

Ваша семья родом из Кэушан?

Да, все мои родичи – отец с матерью, деды – прадеды, были здешние, из Кэушан.

Ваши родители были из многодетных семей?

Если судить по рассказам родителей, то в семье отца их было семеро, а у мамы в семье и того больше. В своей семье отец был младшим ребенком, а дедушка рано умер и, как принято у молдаван, собрались братья и взяли на себя заботы о хозяйстве деда, а насчет моего отца они решили: «Ванюшку, мы выучим!». Обещание так и не выполнили, и никакой учебы у отца не было – горбатился с самого детства.

Отец женился и мать получила в качестве приданного две десятины земли (1 десятина = 1,09 га – а. т.) у отца тоже что-то было, наверное. Он работал от зари до зари – зарабатывал деньги и покупал землю, поскольку заботился о будущем своих детей, как поступают во все времена порядочные родители. Работал отец очень много – ему трижды оперировали грыжу.

Однажды рассказывал, что возвращался он с поля, из места, которое называется Цырыу (там была у нас земля) и заснул. Когда дошел до окраины Кэушан, ему показалось, что дошел до Бендер, повернул обратно и снова оказался на том же месте, ему опять что-то показалось, и он опять повернул обратно. Потом лег и уснул, а когда проснулся, то увидел, что волы стоят у ворот – они дорогу знали. Отец был настолько измученным и уставшим, что был не в себе. Родители всю жизнь проработали, от начала до самого конца.

Они были крестьянами, занимались земледелием, были грамотными?

И отец, и мать были грамотными. Они учились еще при тех русских, которые были до 1917 года. Он был 1903 года рождения, а мать 1904. Люди они были трудолюбивые, умные и верующие. Одно время отец даже был церковным старостой и пел на клиросе. Мать также, до глубокой старости, ходила в церковь все время. Они ничем не выделялись, но, повторяю, были людьми трудолюбивыми, хозяйственными и разумными и всю свою жизнь наживали добро. Поэтому их и выслали в Сибирь, а может и потому, что его братья и свояки были примарами – это тоже повлияло, должно быть.

Были примарами при румынах?

Да… Я ходил в Министерство внутренних дел и там мне показали дело, но в том деле было не так много информации. Там были письма, которые я писал Хрущеву и Брежневу в связи с возвратом дома, были письма отца, которые он писал Хрущеву. Сталину он не писал – не тот случай.

Тогда (после 1944 года – а.т.) был особый закон, чтобы крестьяне платили повышенный налог и все знали, если ты платишь повышенный налог, то автоматически становишься кандидатом на высылку в Сибирь.

Отец куда-то ходил, с кем-то там говорил – он был уважаемым человеком, и его из этого списка вычеркнули. Но, когда настал день 6 июля 1949 года, его все-таки выслали. В этом деле я видел, что его, действительно, из этого списка вычеркнули, но через две недели состоялось новое заседание и отца опять занесли в этот список. Кто-то из наших знакомых очень постарался, чтобы устроить дело таким образом. Я их не помню и не знаю, да и знать не желаю, как не желал их знать и после возвращения из Сибири.

В деле фигурировал еще донос, написанный неким Ганеевым, из которого следовало, что наша семья владела рестораном, имела 20 гектаров земли, 4 гектара виноградника, четырех лошадей и многое другое. А в то время, вы сами знаете, много и не надо было – черкнул пару строк, и все… Это и сыграло свою роль, когда принималось решение о его высылке.

Что Вы помните о том дне?

Помню, что это было ночью. В дверь постучали, а в окне зажегся свет – это машина светила фарами и я проснулся. У нас была очень злая собака, а когда эти пришли, она пару раз гавкнула, потом забилась под амбар и больше не выходила – поняла, что с этими шутки плохи!

В дом вошел военный, видимо офицер, потому что был в фуражке. Что он сказал матери, я не знаю. Сестры уже встали, а я, наверное, встал позже, потому что малый был, еще и семи лет не было. Отцу кто-то (родственник или друг) шепнул, что этой ночью будут высылать людей, и посоветовал бежать, если главу семьи не найдут дома, то семью оставят в покое. Отец так и поступил, он бежал в лес, который был возле нашего дома и оттуда наблюдал за происходящим.

Мама сказала офицеру, что главы семьи дома нет, и поэтому он не имеет права выселять семью. Было известно, что так было в сороковом году.

В сороковом году?

У меня есть архивные документы, в которых написано, что семья не должна быть выслана в отсутствие главы семьи, также не подлежали высылке фронтовики. Есть архивные данные, что того-то и того-то вернули, потому что с ними не было главы семьи.

Депортированные 1949 года были полноправными советскими гражданами. Их не должны были наказывать без суда и следствия…

Видите ли, в чем проблема, Алексей. Русские… советские, то есть, а еще вернее, коммунисты… Они всегда находили выход из положения… Есть обращение к вождю Сталину с предложением выселить из Бессарабии около сорока тысяч человек, потому что не удавалось провести коллективизацию. Это обращение подписали Коваль, Рудь и еще один, подписали трое. Так что в этом деле участвовала вся партноменклатура, и не только Сталин все решал.

Вернемся в день высылки, что случилось после того, как вашего отца не застали дома?

Знаете, что сказал офицер? «Если он хороший отец, он придет!». Мать, ей было тогда 45 лет, была в растерянности, не знала, что брать с собой. Сестры, самой старшей было около шестнадцати, тоже были еще детьми.

Помог один еврей по имени Гитлен, который при этом присутствовал (потом работал директором молдавской школы). Он сказал: «Берите все!». Мать же стояла в растерянности и спрашивала себя, что же брать, если в Сибирь отправляют? Тогда он схватил какую-то тканину, что-то наподобие рогожки размером два на четыре метра, расстелил ее на полу, и начал бросать на нее все что попадалось – одежду и что еще там было.

В положении о выселении было записано, что мы имеем право взять с собой до полутора тонн имущества. Там много чего было написано, но на самом деле не исполнялось, потому что там говорилось, что нам положены доктор и медицинская сестра и много всего… пища должна была быть калорийной и кормить нас должны были рыбой…

К нам во двор приехали две машины. Офицер, увидев, что у нас не так много скарба, одну из машин отправил в другое место.

Мы сели в кузов, где сидел солдат с карабином. Он смотрел на нас без неприязни. Потом на машину подсадили пару людей, которые были готовы к отправке и имели с собой полные чемоданы. Это были образованные люди по фамилии Скуратовы. Потом нас отправили на вокзал. Жара была страшная.

Отец?

Отец видел из лесу все, а потом вышел. В нашем доме он нашел двух новых «хозяев» - пьяниц и лодырей. Один из них сидел за столом с кувшином вина, а другой выходил из курятника с полным ситом яиц, они как раз собирались обедать. Увидев отца, они начали оправдываться, а потом они же и донесли, что он вернулся. За ним пришли и спросили, где он был. Отец ответил, что работал в поле и там же заночевал, а теперь вернулся домой.

Ему сказали, чтобы он что-то взял с собой, он погрузил на подводу ящик с мукой и привез на станцию. Там выяснилось, что ящик в багаж не помещается, отец выгрузил его и сказал окружающим: «Люди добрые, возьмите, кто сколько может!». Так и поделили муку.

Как вас перевозили?

Повезли нас как скот. Поезд три дня простоял на станции, а потом поехали, как только перешли Днестр, женщины подняли такой плач, упаси Господи, какой плач!!!

Ехали мы долго… около трех недель, точнее не скажу. Как во сне помню, поезд останавливался, чтобы люди могли справить свою нужду, и там творилось форменное издевательство, как будто не люди были, а скоты… вместе и стар и мал, девушки и парни, а вокруг стояла охрана.

Ехали мы долго и очень трудно было – жара, духота… а я малый был (сорок второго года рождения, 27 сентября) и семи лет не исполнилось, родители меня, наверное, оберегали. Помню, что мне было плохо, болела голова и я, когда было возможно, потому что вагон был товарный, высовывал голову наружу.

Куда вас повезли?

Доехали мы до станции Шумиха, Курганской области, там подали машину и мы поехали. Из Кэушан были мы одни, но с нами были люди из села Талмаза Распопенского, ныне Резинского района. Привезли нас в маленькое село Утянка.

Сколько хат, не помните?

Знал бы, что придется кому-нибудь об этом рассказывать, посчитал бы дома. В этом селе был колхоз. Нас поселили в школе, поскольку занятий еще не было. Это было относительно большое здание. Помещение нам отвели довольно просторное. Нас там было четыре или пять семей и каждая расположилась в своем углу. Помню, как мы ходили за едой и приносили ведро какой-то похлебки иссиня-черного цвета, но мы ее ели…, вернее, ходили другие, а я шел рядом. Там мы прожили неделю.

После этого нас расселили по домам местных жителей. Мы жили у тети Поли. Женщина эта относилась к нам, по всей видимости, враждебно, характер имела тяжелый, каменный. Все время молчала и с нами не общалась. Добрых воспоминаний о ней у меня не осталось.

Жизнь в те времена была тяжелая. Как я упоминал, там был колхоз. Колхозникам за работу начисляли трудодни, по которым получали какую-то малость. Но, если они работали, то и получали хоть что-то, а мы туда прибыли, когда урожай был уже собран, и когда настала зима - все, хоть ложись и давай дуба.

Как вышли из положения?

Не знаю, как выпутались родители из этого положения. Отец, наверное, что-то предпринял, потому что вскоре нас перевели в совхоз, а там уже все было иначе. В этом совхозе было несколько сел и хуторов (в нашем случае их было шесть) и они были пронумерованы - ферма № 1, ферма № 2 и т. д.

Позже колхоз в Утянке распался, потому что люди ушли из села. Рядом было другое село, Бухарово и там колхоз тоже распался, по той же причине.

Мы, значит, перешли на ферму. У отца была голова на плечах и руки росли откуда надо… и он работал на стройке. Мать тоже дома не сидела – работала на складе. Помню, как она зимой таскала дрова, а зимы тогда были не как нынешние – снег, холод.

На складе она подметала пшеницу, потому что та ферма имела 28 тысяч гектаров и выращивала много пшеницы. Были там и леса, но ферма специализировалась по производству мясомолочной продукции, и приходилось заготавливать много сена. Мать подметала склад и приносила домой пшеницу в карманах и в обуви, потом опять уходила на работу.

Дело это было весьма опасное, если ловили, то за каждый килограмм присуждали год. Одну местную женщину поймали с пятью килограммами и присудили ей пять лет. Когда мы были там, она уже отбыла срок и вернулась из тюрьмы.

С местным населением как сложились отношения?

Могу сказать, что кто бы ни был – русские или другие национальности, если человек живет со своими родичами, на своей земле, на своем месте, то это человек порядочный. Русские, которые пришли к нам (в Молдову – а.т.), это своего рода … люди, бежавшие от трудностей и прибывшие сюда, чтобы не работать и хорошо жить.

А местные люди были неплохие, но помню, что они с каким-то презрением называли нас: «малдаван!... малдаван!», как будто это было чем-то оскорбительным. Очень обидно мне было.

В связи с этим вспоминается такой случай из армии. Это когда я уже в армии служил. Лежал я в военном госпитале, и там встретился с одним капитаном. Как-то раз зашел разговор о румынах, и я ему сказал, что мы с ними один народ, что у нас общие язык и культура, а он говорит с презрением: «Был я там, знаю я эту румынскую культуру…» еще что-то там он наговорил.

Сорок лет уже прошло, а простить себе не могу, что не сказал ему тогда, что был у русских и видел, как они живут: печка занимает четверть комнаты, под печкой куры, поросенок с теленком, а в сенях корова стоит – вот и вся их культура!

Поначалу отношения были сложными и натянутыми, а в дальнейшем они изменились или оставались такими же?

Поймите меня правильно, я не видел, чтобы у моих родителей были какие-то проблемы с местными. Может, что-то там и случалось, мало ли что между людьми бывает…, но по большому счету, проблем не было. Я просто рассказал вам о своем опыте, из-за которого у меня возник комплекс неполноценности.

Комплекс неполноценности? А какие-нибудь приятные воспоминания оттуда у вас остались?

В детстве я был робким, и ребята меня поколачивали, знаете, как между детьми бывает. Когда подрос немного, то поколотил однажды одного, из тех, которые «зарывался»! Тогда я почувствовал себя особенно счастливым. У детей ведь как, уступишь в драке – будешь всегда битым, а дашь сдачи – сразу зауважают. В остальном, не помню, чтобы я на кого-то из местных зло держал. В тех местах народностей больше, чем домов в селе – татары, узбеки, башкиры, чуваши и, кажется, удмурты. Вообще, Сибирь была родиной многих из этих народностей.

А между своими как складывались отношения?

Нормальные были отношения, как обычно у молдаван – кто поумнее был, тот зазнавался и нос задирал, кто привык сплетничать, тот сплетничал, а кто привык предавать, тот этим и занимался. Представители местных властей так и говорили, что до появления молдаван там доносчиков не было, а как они появились, началось и доносительство. Представителей власти в селе было всего двое – администратор и заведующий складом.

Вы не помните, был ли у вас особый режим, регистрация?

Помню, как не помнить - это да, это было.

Военные были?

До смерти Сталина, кажется, был один - то ли татарин, то ли узбек - вроде надзирателя.

После тети Поли, где вы жили?

Первая зима прошла, и нас поселили в бараке, в одном конце которого была размещена школа. Там были две комнаты – одна, четыре метра на два с половиной, а вторая четыре на четыре метра. В самой маленькой комнате учился первый класс, а в большой – третий. После обеда в маленькой комнате учился второй класс, а в большой – четвертый класс.

В другом конце барака поселили нас, тринадцать семей, среди которых были Баркарь из Талмазы, Гонца (80-летний старик со своей прислугой, женщиной 30-40 лет)… Холод был жуткий. Там была большая комната и коридор, в конце которого стояла железная бочка с трубой… даже дома там не могли построить, как следует…

Короче, там было очень холодно. Была там дощатая кровать на ножках, в одном углу жили мы, в другом семейство Баркарь, а в середине, у печки дед со своей прислугой, закутанный и обмотанный в платок, как старушка (смеется ). В общем, перезимовали мы очень тяжело. Утром вставали, а по углам стоял лед

Потом отец сложил печку, и я впервые увидел, как можно ходить в доме в одной рубашке, потому что до тех пор постоянно ходили в фуфайках. Так мы прожили две зимы.

Отец потом купил там деревянный дом, по тамошним меркам неплохой, поскольку потолки в этих дома были очень низкими – 1,40 м. Молдаване потом начали строить дома с обмазкой чамуром (глиняный раствор, глина смешанная с соломой или конским навозом – а.т.), которые были похожи на дома. Возводили деревянный сруб, покрывали стены штукатуркой, которая где-то за неделю высыхала, потом дом покрывали крышей. Леса под строительство там хватало.

Какой был месячный заработок вашей семьи?

Насколько я помню… по возвращении в Молдову, родители купили дом за пять тысяч рублей, а всего у них было 17 тысяч – 1700 новыми деньгами (после денежной реформы 1961 года – а. т.).

Школу вы посещали?

Вот об этом хочу сказать. Многим русским я прямо говорил, что когда нас выслали в Сибирь, я знал всего шесть слов по-русски, одно из которых было корова. Нас выслали 6 июля, 1 августа мы туда прибыли, а 1 сентября, в том же году, я пошел в школу, хотя 7 лет мне исполнилось только 27 сентября.

Семью одного моего знакомого сослали еще дальше, куда-то в Тюмень, так их отправили в лес, дали пилу и топор, и сказали строиться… А я пошел в школу, и хочу сказать, что учился я гораздо лучше, чем местные ученики.

Вы, значит, русского языка поначалу не знали?

Судите сами – мы прибыли 1 августа и за месяц я смог так подготовиться, что учился лучше, чем тамошние татары, узбеки и местные.

Первый год я не работал, но потом я каждое лето работал погонщиком волов. Там делали волокуши – срубали молодые деревья, связывали их вместе и на них женщины и девушки грузили сено. Ну, а мы, пацаны, погоняли волов и тащили это сено к центральной скирде. Не помню уже, сколько я заработал тогда, но когда мне было 11 лет, то заработал за лето 653 рубля, и мне из этих денег купили велосипед. Я уже и не вспомню, какие еще работы были, но в основном этим занимался. Отец работал на косилках и часто их ремонтировал.

На второй год я работал вместе с отцом – строили загоны для скота и я заработал даже больше отца – 1200 рублей. По закону мне полагалось работать 6 часов, а отец 8 часов, но я не мог оставить отца одного - работал с ним до конца, и эти сверхурочные часы мне оплатили деньгами.

Однажды выдался урожайный год. Хлеба было так много, что пшеницу негде было хранить, и ее оставили под открытым небом. Потом выпал снег и пропала пшеница, а груда была немалая - высотой около трех и шириной около пяти метров. Потом ее куда-то вывезли, а на том месте на метр оставалось проросшей пшеницы, которую я вместе с двумя ребятами поменьше вывозил на воле, по кличке Комсомол. Как работали, так и зарабатывали.

Когда работал с отцом, то дела шли неплохо – наряды закрывали аккуратно, потому что там был совхоз – государственное предприятие, а не колхоз.

Вы там, сколько классов закончили?

Там я проучился восемь классов – с первого по восьмой. Первые четыре класса учился в селе, а с пятого по восьмой классы учился в центральной усадьбе совхоза, где была большая школа. Может, были там и другие классы, но нас осталось всего двое – я и еще одна девушка, поскольку татары и узбеки не очень рвались к учебе – семи классов им было достаточно.

Вы сказали, что купили велосипед, откуда? Там был магазин?

Да, магазин был. Но купил его не я. В нашем новом доме была пристройка и однажды, вернувшись из школы, я нашел его там. Это был сюрприз. Велосипед, потом, я взял с собой в Молдову

Какой режим питания был у вас, после того как все наладилось?

Как обстояло дело с едой вначале, я не помню, но после перехода в совхоз, с едой стало лучше. Одно дело было до смерти Сталина, - о чем я вам вкратце расскажу, - и другое после. Помню, что на столе стояли весы, и продавщица резала хлеб по порциям и отпускала по списку, который хранился у нее. Можно было купить и килограмм, но уже не по карточкам, а за деньги.

Когда умер Сталин… Мы уже купили дом с банькой, называлась она баней «по-черному» (дым выходил через отверстие в потолке), там была каменка на которую плескали воду и получался пар. Потом построили общественную баню, куда ходили мыться по очереди – сначала женщины, потом мужчины. Когда умер Сталин, помню, баня была уже построена.

В газетах писали, что все в трауре и дети плачут, а мне было все равно – жив он или помер – мне была безразлична его судьба.

А реакцию ваших родителей на смерть Сталина, помните?

Нет, не помню… Я отведу Вас к сестре, она расскажет…На тот момент радио в селе было только у завскладом Ветрова. Это было в субботу… или воскресенье, скорее всего в субботу, когда объявили, что снижаются налоги (это было уже при Маленкове, он снизил налоги). Все село пошло в баню. Ветров с женой тоже сходил в баню, потом вернулся домой, открыл окно и поставил радио. Все село собралось послушать весть о снижении налогов. Налоги тогда были страшные, и Маленков очень сильно их снизил.

В магазине тогда продавались хлеб и водка. Как только получали зарплату, молдаване закупали продукты для семьи, остальные деньги откладывали. Местные же, как получали зарплату шли в магазин и покупали водку, конфеты и печенье. Потом целый месяц одалживались: «Баба Зина, дай, пожалуйста, рубль!».

Мать давала в долг, а когда давали получку, она называла сумму долга, и они возвращали деньги. Два-три дня, пока хватало зарплаты, пир шел горой, и … жен гоняли вокруг дома. Затем начиналась та же история с одалживанием до получки. Вот так жили местные. Пили они водку, а также варили бражку, что-то вроде самогона. Бывало, что и дрались, но потом мирились.

Молдаване сохранили там свои традиции, обычаи?

Наши молдаване не растворились среди местного населения, не стали такими как они. Но и среди наших молдаван, тоже разные люди попадались. Кто пил больше, кто меньше, но до местных им было далеко. Правда, со временем местные жители стали цивилизованнее. Стали строить себе дома-пятистенки (деревянные дома из двух комнат и прихожей – а. т.)

За восемь лет, сколько мы там пробыли, с 1949 по 1957 годы, те места развивались довольно ощутимо. Из Прибалтики привозились т. н. «финские дома». За четыре часа можно было возвести дом и даже поставить кровлю. Такой дом был возведен прямо по соседству с нами.

Известны ли Вам молдаване, которым удалось подняться там в хозяйственном плане?

Да… у нас, к примеру, была корова, держали двух свиней, гусей, уток… Зимы тогда были суровые, к 10 октября уже выпадал снег, который держался до 25 апреля, тогда уже начиналась посевная кампания. У нас были целые выводки гусей по 30 – 40 штук, что было нетрудно – вокруг было много прудов. Под конец нашего пребывания там, мы уже выращивали кукурузу и кормили гусей зерном. Потом открывали калитку, и они сами шли на пруд стаей. Там гуси ходили стаями. Потом гуси сами возвращались домой на кормежку. Зимой всех гусей резали.

Еда была. Из молока мы делали масло, которое выставлялось на мороз и оно застывало кусками, и в таком виде оно хранилось. Еда была, и жить там можно было. Если человек не ленился и был трудолюбив, мог устроиться там вполне сносно. Да и вообще, трудолюбивый человек устроится, где угодно. В общем, можно сказать, что наши ссыльные молдаване устроились и жили там лучше местных жителей.

Все это время вы сохраняли связи с Молдовой, родным селом, родственниками?

Переписку с родственниками и односельчанами у нас вел отец.

Известны ли Вам случаи смерти молдаван в Сибири, вследствие голода, холода или болезней?

В нашей семье был такой случай. Там умерла тетя – старшая мамина сестра. Муж ее то ли умер, то ли развелись, и детей не было. Ее не должны были депортировать, но я нашел в архиве документ – ее заявление, написанное карандашом, в котором она просила выслать ее вместе с нашей семьей. Когда нас вывозили на станцию, было уже светло, она нас увидела и мать говорит: «Давай, сестра с нами!», потому что отца не было, а так… хоть какая-то опора. Она села в машину и поехала с нами.

В Сибири она работала в какой-то бригаде. Мы ее навещали. Грибов там было много, а также вишневых кустарников. Она, видимо поела грибов, отравилась и умерла. Похоронили мы ее на кладбище, которое располагалось в небольшой рощице. Когда выкопали могилу, из почвы выступила вода. Так и упокоилась тетя Мэриоара в воде. Упокой ее Господь!

Помню, как корчился от боли дядя Григоре, который страдал от геморроя, были и другие случаи.

Как обстояло дело с медицинским обслуживанием?

Об этом я тоже хотел рассказать. Отец, упокой его Господь, еще в 1842 году поехал куда-то продавать вино и там провалился под лед и схватил воспаление легких, которое так и не вылечил, поскольку времена тогда были трудными. По этой причине он постоянно кашлял. Уже в Сибири, когда его заставили ремонтировать барак, в котором мы жили, на него обрушился потолок ,и он сломал себе семь ребер.

Когда я вернулся из школы домой, отец уже был отправлен в больницу, на центральную усадьбу совхоза, которая находилась в трех километрах от нас (туда и обратно ходили обычно пешком).Там, в больнице, работал врач из Китая. В 1949 у них тоже произошла коммунистическая революция, и все китайцы были отправлены домой, а этот остался. Видимо, он был благородного происхождения, и поэтому остался.

Этот врач поставил отца на ноги. Однако, как всякий молдаванин, отец любил пропустить стопочку -другую, и курил к тому же. Врач, однако, ему сказал, что если хочет жить, то должен бросить курить и пить. А если не можешь отказаться от всего разом, надо выбрать что-то одно – курево или спиртное. Потом отец рассказывал, что он решил бросить курить, поскольку «сам табаком провоняешь и других отравляешь», а сто грамм с кем-нибудь всегда выпить можно. Утром он пошел в бухгалтерию, где собиралось много народу, положил на стол табакерку, курительную бумагу и сказал, что бросает курить. Ему не очень поверили, но так и случилось – больше он к сигаретам не притрагивался. Потом и от спиртного отказался. С медициной дело обстояло более-менее.

Но то, что было самое обидное – это слово «малдаван», произносимое с презрением. Это оставляло очень неприятный осадок! В армии, помню, какой-то «чурка» сказал мне презрительно «малдаван», так я его чуть не задушил.

Там, в Курганской области, к татарам, узбекам обращались свысока – «нацмены». Только несколько лет назад я узнал, что «нацмен» расшифровывается как «национальное меньшинство». Собственно русских там было немного, но когда ты один, то, кажется, что их десять!

Вы говорите, что молдаване вели более здоровый образ жизни и были более хозяйственными. В таком случае, оказывали ли молдаване какое-либо положительное влияние на местное население? И наоборот?

Я не просто уверен в этом, а знаю. Но вот, стою и думаю, что мы могли бы у них перенять?

Может местные знали какие-то способы хранения ягод, грибов, сбора и сушки лекарственных трав? Может какие-то красивые обычаи?

Да ничего они не знали… Мы сами в лес ходили по ягоды. Была там земляника и такая мелкая ягода, называлась костяника, вишня была, дикий чеснок - мы все это собирали.

Вот, к примеру, когда мы прибыли у местных и колодцев не было. Воду они использовали из водоемов. Там и стирали, и коней купали, а через какие-то десять метров брали воду для потребления. Наши вырыли первый колодец на краю села, но воды в нем мало сбиралось. Он был не с воротом, а с журавлем и когда доставали воду, она проливалась через край, и зимой там образовывались ледяные наросты. Глубина была метров 8 – 10. Потом выкопали еще один колодец.

Значит, местные переняли у молдаван колодцы, а кроме этого?

Дома… Они увидели, что некоторые построили себе добротные дома и последовали их примеру. Возле дома были у нас 6 – 10 соток огорода. Мы его вскапывали, добавляли навоз, сверху покрывали грядки соломой и выращивали на этих грядках помидоры, огурцы. Помидоры не успевали созреть, но мы их собирали и клали в подпол. Там они дозревали, и нам они казались такими вкусными…

А были такие, которые предпочли остаться там и не вернулись?

Слышал о таких случаях, когда приезжали в Молдову, а потом возвращались обратно на центральную усадьбу. Но об этом Вам лучше расскажет моя сестра.

Вы вернулись в 1957 году? И куда вернулись?

Вернулись мы в Кэушаны, в 1957 году у нас никаких проблем не было. Освободили нас вообще-то еще в 1956 году, но у нас было хозяйство, дом свиньи, как родители справились, не знаю. Дом продали, отсюда и 17000 рублей. В эту сумму входил не только заработок. Продали домашнюю птицу, кое-что из вещей, поскольку жили мы нормально, и продавать было что.

Может и были тогда какие-то обиды, но где их нет? Тут что, нет недоразумений с соседями или еще с кем? Вот, к примеру, наши соседи – Нигамат и Маклифа, которые построили рядом с нами финский дом. После этого они зарезали лошадь и наварили большой казан мяса, собрались все и ели так, что локти облизывали – жирная была конина. Помню, как подростком полез к одной русской на огород за огурцами, там вкуснее были. Она меня поймала, но матери ничего не сказала (улыбается).

Друзья у Вас там были?

У меня был друг татарин – Рафкат. Его брат был старше меня на год, а он был на год меня младше. Помню, как-то позвал его помочь при колке дров и он топором поранил себе ногу. Я отвел его домой и потом ухаживал за ним. Другой друг был Ильяс, который меня сначала поколачивал, а потом я ему сдачи дал! Еще один мой друг был Ион Апостол.

Село было небольшое и мы, дети, между собой никакой разницы не проводили. Не чувствовал разницы, хотя некоторая дискриминация на национальной почве присутствовала, но воспринималась она уже не так остро как вначале. Местных ведь с самого начала предупреждали, что к ним едут недобрые люди, враги или что-то вроде этого, но потом оказалось, что молдаване добропорядочные люди.

Вернемся в Молдову. Вы приехали в Кэушаны, вам разрешили тут жить и приняли без проблем?

И так было с самого начала. Вот, если вы встретитесь с Качуком, у них в этом плане были большие проблемы. Как он мне рассказывал, семья у них была большая и работящая. Его старуха 1934 года рождения, но стоит посмотреть, как она ходит… В Сибири тамошний администратор им говорил: «Как вы приехали, так я из президиума не вылезаю!». Они там работали на фермах и работали на совесть, потому что трудолюбивые очень!

Этот человек (сын у него был учителем в селе Кырнэцень) по возвращении в Молдову добился, чтобы ему вернули дом, и устроился на работу. Он уже написал остальным, чтобы ехали, они отправились, и в это время он получает предписание оставить село и покинуть пределы республики и он вместе со своими родственниками уехал в село Манзыр (с. Лесное, Украина - а. т.). Там проживают и многие наши соседи, которым не разрешили вернуться на родину, в республику.

А украинцы против этого не возражали?

А им то, что за дело? Был там, наверное, какой-то чиновник, который накладывал резолюции, и все дела. Зато у нас после возвращения не возникло никаких проблем. Я пошел в школу и закончил девятый и десятый. Хотел, было пойти в ремесленное училище, и научиться столярному делу, но мой классный руководитель, - он евреем был, - вернул меня в школу.

Вы возвратились в свой дом?

Нет, дома наши нам не вернули.

После возвращения, где вы жили?

Поселились мы у тети Паши – маминой сестры. Они как раз в 1957 году новый дом построили, а нас приняли в старом доме, где посредине стоял столб, подпирающий потолок.

А потом что было, отвели вам участок под застройку?

Отец купил за пять тысяч рублей готовый дом. Помню мать, постоянно таскающую ведрами воду, – пристроили еще одну комнату, затем в старой комнате сложили печь, чтобы не заходить со двора прямо в дом.

В 1962 – 1965 гг. я отслужил в армии, потому что почти сразу после возвращения, меня забрали в армию. Я мог бы Вам рассказать об армии, особо дисциплинированным не был, но это совсем другая история…

Выпало мне служить в Крыму, на очень сложном месте, где никто не хотел служить. Мы были на пункте автоматической проводки самолетов. Мы направляли самолеты и обеспечивали их полет. Объект, конечно же, был секретный и для прохождения службы на нем, мы должны были написать автобиографию, и предоставить все необходимые документы.

Я там не хотел служить и чтобы избежать дежурств на командном пункте, я взял и написал, что нас депортировали, родители были лишены избирательных прав и прочее. Уж чего-чего, а писать я умел.Сдал я документы и вызывает меня к себе парторг, капитан Быков, высокого роста… очень хороший человек, очень! «Рядовой Чебан, расскажите о себе…» - говорит. Ну, я и рассказал все, да и присочинил кое-что. Он посмотрел так, на меня и сказал: «Это Иосиф Виссарионович напутал… Идите служите!...». Больше проблем у меня не было, то есть, они были, но по другому поводу - так уж я служил.

После возвращения из Сибири, в последующие годы говорили ли в вашей семье о ссылке, или не очень?

Разговоры о ссылке были, особенно, когда мать была жива и навещала нас, не так часто, как следовало бы, но велись… Но, хочу сказать, что многое забывается, если бы я рассказывал Вам эту историю лет сорок назад, 1957 – 59 гг., то ясно, что рассказал бы ее по другому. Столько лет прошло…

Расскажите, пожалуйста, кем Вы работали после армии?

Я могу рассказать о том, как ссылка в Сибирь повлияла на мою жизнь. Однажды я уже говорил …, что если бы не ссылка, жизнь моя сложилась бы по-другому. Ведь, если бы я остался тут, ситуация сложилась бы совсем иначе, поскольку я был единственным мальчиком в семье и желанным ребенком.

Кроме того, отец был очень болен, но я был здоров. Десять классов я закончил с одними пятерками на экзаменах, хотя в течение года учился не так блестяще. Мне помогало то, что обладал очень хорошей памятью и все запоминал почти наизусть. Правда, года через два я забыл все что учил. Но, во всяком случае, когда через семь лет, поступал в Политехнический институт, то набрал на экзаменах 13 баллов, притом, что проходной балл был 11. Проучился я там всего два года и бросил.

Во всяком случае, если бы мы остались в Молдове, с отцом бы не случилось то, что случилось, он бы не заболел, была бы совсем другая ситуация. Я бы пошел учиться, получал бы стипендию, а любящие родители помогали бы мне, чем могли. Если речь зашла об отце, то Сибирь отняла у него двадцать лет жизни. Умер он в 1968 году, а вполне мог прожить еще лет двадцать.

Сестры тоже устроили свою жизнь, как могли, но останься они здесь, судьба у них сложилась бы по-другому. Старшая сестра, 1933 года, с молодости работала дояркой. Вторая сестра, 1936 года, работала с телятами - если случался падеж, то приходилось платить.

Я не могу быть благодарен судьбе за то, что со мной случилось.

Какие чувства вызывает у Вас выражение «советская власть»?

Выскажу Вам свое мнение: когда человек проживает свою жизнь, то в ней бывают отрицательные и положительные моменты, но эти негативные моменты со временем уже не так сильно гнетут, поэтому чаще вспоминается то хорошее, что было – это во-первых, а во вторых, – это была юность, а она всегда прекрасна и приятна, где бы ты ни был, и кем бы ты ни был и т. д. Что было, то было…

Потом Брежнев отпустил поводья и каждый делал, что хотел. Кто мог – воровал, и нам что-то перепадало. Понимаете, при них мы жили хорошо. Одно меня не устраивало и до сих пор гложет – национализм.

Национализм? Что Вы имеете в виду?

Я уважаю других, но мне необходимо, чтобы и ко мне относились с уважением. Отец мой молдаванин, деды-прадеды были молдаванами. Вся моя родня вокруг – молдаване. Я не могу смириться с тем, что молдаванин находится не на должном уровне, а русский занимает привилегированное положение. Почему я должен забыть свой язык, свой народ и идти на поводу у другого под тем предлогом, что он лучше?

Нет! Мне обидно, что мы такие, и не люблю, когда кто-то попирает мое достоинство. Может, это у меня еще с Сибири осталось, когда меня презрительно называли «малдаван». Я и стараюсь делать все для того, чтобы я мог гордиться тем, что я молдаванин.

Хочу сказать пару слов и об объединении с Румынией. В 1989-91 годах, я участвовал во всех этих событиях, когда проводились национальные собрания, когда устроили путч в Москве. Тогда мы в три часа утра встали и приехали в Кишинев. И не думал, что дойдем до такого.

До чего мы дошли?

Могу вам сказать, до чего мы дошли. Мой отец отслужил в румынской армии. Оба моих сына учились в Румынии. Один сын работает в Кишиневе, другой женился на румынке и там устроился. У них свой бизнес, и пока – тьфу, тьфу, чтоб не сглазить – справляются. Я так считаю: почему румынам не жить в своем государстве, а нам в своем, если так история рассудила? Ведь, если так посмотреть, румыны тоже виноваты в том, что с нами произошло.

И в чем виноваты румыны?

Они что, нас защищали? Оставили, и ушли…, в 1812 году тоже, наверное, можно было что-то предпринять… Ладно, у больших держав - большие аппетиты. Но раз уж так случилось, и мы такие, какие мы есть, со своим менталитетом и со своим положением… У нас уже был один старший брат – русский. На что нам другой старший брат – румынский? Ведь, если мы с ними объединимся, то все равно не будем им ровней, будем на особицу. Я это чувствую, ученый уже…

Отец рассказывал, что когда румыны пришли в 1918 году, то его называли «цэраном (крестьянином – а.т.) немытым, большевиком и коммунистом». Оно нам надо? У нас есть страна, хоть и маленькая, но своя. Мы должны все сделать, чтобы у нас было хорошо.

Вы думаете, что Румыния сильно выиграла от вступления в Евросоюз? Может, сейчас там положение устоялось. Что там творится, я знаю не понаслышке. Там живут мои сваты. Пенсии там неплохие, но если заколешь кабанчика не по европейским нормам, то можешь и не продать, потому что перед смертью животное подверглось стрессу (смеется…).

Вот и высказал свое мнение, которое никому не навязываю, Боже упаси! И не слишком его выставляю напоказ, но не потому, что боюсь чего-то, а потому что не хочу лить воду на мельницу коммунистов, которых я ненавижу и не хочу, чтобы они говорили об этом!

Это при том, что я с Ворониным (лидер Партии коммунистом Молдовы – а.т.) встречался, кажется, в 1999 году, когда он был в оппозиции. Тогда я работал в больнице, много лет там проработал. Это было в то время, когда месяцами не выплачивались зарплаты, а я как раз открыл свое собственное дело и, конечно же, залез в долги.

Я заключил контракт с заводом «Медприбор» на поставку запчастей для какой-то немецкой установки, а для доставки заказа нужно было закупить не менее пяти деталей. Заключили мы, значит, контракт, зарегистрировали у префекта, но когда пришло время рассчитываться, денег мне не заплатили, а должны были выплатить около 74 тысяч лей, а с другой стороны и зарплату не выдавали.

В Кишиневе у меня было много знакомых коммунистов, поскольку учился в русской школе. Кто-то из них сказал, что достанет телефон, по которому можно записаться на прием к Воронину. Пошел я туда. В приемной было много пожилых людей, большинство из которых были русскими. Секретарша сказала, что он примет всех. Сижу и жду…, моя очередь подошла довольно быстро.

Я зашел к нему в тот момент, когда он возмущался по какому-то поводу. Свой вопрос я изложил письменно коротко и ясно. Он прочитал мою бумагу и остался доволен краткостью и ясностью изложенного. Ответил мне на русском, что сочувствует мне, но решить мой вопрос не может. Я ему ответил, что не жду от него решения вопроса, но прошу помочь мне попасть на прием к Брагишу. Он подумал и сказал, что они напишут в парламентскую комиссию…, тогда у власти была Ласточка (избирательный символ президента Петра Лучинского и поддерживавшей его Демократической партии Молдовы – а.т.), и ваш вопрос решится. И решили вопрос, вернули мне все до копейки.

Может слышали, был такой, Алексей Силоч (депутат от ДПМ в 1998-2001 гг. – а.т.), упокой его Господь, я полгода ходил к нему со своими бумагами, а Воронин все решил за пять минут.

Хочу высказать свое мнение, что такая личность как Воронин была бы достойной власти, если бы он был молдаванином, и не был бы коммунистом.

Вы были членом партии?

Нет. Пионером, наверное, был. В комсомол я вступил перед армией, чтобы легче служилось. О партии и речи не могло быть! Когда вернулся из армии, я стоил себе дом и на пару с другом взял в КСО полмашины досок. Сторож, со второго этажа, увидел и узнал меня, но тогда мне ничего не было… На второй день пришел на работу, заплатил задолженность по взносам за десять месяцев, и поставил их в известь, что еду на учебу в Кишинев, выпросил учетную карточку. А в Кишиневе на учет не стал, поскольку в 1965 году было относительно свободнее, была оттепель…

Господин Чобану, благодарю Вас за интервью!

Интервью и литературная обработка Алексея Тулбуре

Транскрибирование Надин Килиану

Русский перевод Александра Тулбуре

Интервью от 13 августа 2012 г.

Транскрибировано 28 октября 2012 г.