În română

Лупу Василий Иванович, 1930 г. р., с. Бэлэурешты, Ниспоренского района и его супруга Лупу (Ивлева) Ирина Ивановна, 1932 г. р., с. Чорешты, Ниспоренского района

Василий Иванович,  расскажите, пожалуйства, о вашей семье – родителях, братьях, сестрах.

 

Я, Лупу Василий Иванович…

 

Где и когда Вы родились?

 

Родился я здесь, в Бэлэурештах, в 1930 году…

 

Расскажите о Вашей семье…

 

Отца звали Ионом, маму Зиновией. Мой брат Костя и сестра Агафья ныне уже покойные. Их не депортировали – брат воевал на фронте, а сестра была замужем в Немценах.

 

Ваш отец или другие родственники занимались политикой?

 

Нет. Все были земледельцами.

 

Ваш брат имел боевые награды?

 

Какие-то медали у него были.

 

Расскажите, пожалуйста, какое хозяйство было у Ваших родителей до депортации?

 

У нас было два гектара виноградника, бочки, телеги, овцы…

 

Вы были состоятельнее других, почему вас депортировали?

 

Да куда там… В1946-47 гг. был страшный голод, и мы этих овец прирезали одну за другой – не пропадать же с голоду… Была у нас лошадь, так и ту бомбой убило, было два бычка, один пал от какой-то хвори…

 

День депортации 6 июля, каким Вам запомнился?

 

Накануне я был на мельнице в Кэлимэнештах – нужно было муку смолоть. Они явились где-то после полуночи, было около трех часов.

 

Но до этого в 1948 я и несколько моих приятелей односельчан были направлены в город Красный Луч Ворошиловградской области на учебу в ФЗО (Школа фабрично-заводского обучения (школа ФЗО) — низший тип профессионально-технической школы в СССР. Существовали с 1940 по 1963 год – а.т.). Проучились мы там три месяца, после чего отправили нас на производство. Но там мы не долго задержались, решили бежать домой. До дома мы добрались благополучно, хотя не обошлось и без приключений…

 

Добрались мы домой где-то в субботу. После этого бегства – путешествия у меня еще неделю ноги болели - в галошах не очень удобно путешествовать… Председателем сельсовета в Бэлэурештах был тогда некто Ботнак – сволочь редкостная…

 

Давайте вернемся в 6 июля 1949 года. Это была среда, Вы были дома, когда они после полуночи постучали к вам… Кто это был?

 

Это был офицер в сопровождении двух односельчан, которые знали всех. Офицер нам сказал: «Вас переселяют в другой район СССР на лесозаготовку, берите топор и пилу туда». Посадили нас на подводу и повезли в Немцены.

 

Кто из вашей семьи был сослан? Мать, отец…?

 

Нас было трое – я, мама и отец. Брата – фронтовика оставили в покое, у замужней сестры было свое хозяйство и ее тоже не тронули. В Немценах нас погрузили на машину и отвезли в Буковэц. Там были какие-то украинцы. Им позволили взять с собой  что хотели, из еды, даже свинью закололи, и мука у них была в достатке. А нас повезли на подводе, что мы могли взять с собой.

 

Вам сказали, что и сколько можно брать с собой?

 

Ничего нам не говорили… В Буковце мы простояли около суток, некоторые пытались бежать и кое-кому это удалось, как, например, тестю Георгия Кроитору – они бежали и им потом за это ничего не было.

 

Путь в Сибирь, каким был?

 

Поезд шел несколько часов, затем нас останавливали и заводили в тупик видимо, на станциях для нас готовили пищу. До сих пор помню: «один мешок и два ведра» - в ведра наливался суп для всего вагона, а в мешке был хлеб. Это был примерно суточный рацион.

 

Как только туда прибыли было очень жарко,  от мух и комаров просто спасу не было. Там начали нас спрашивать у кого какая специальность – редко кто был кузнецом или столяром… молдаване все больше от земли были, пахари.

 

А где вас разместили?

 

В начале выделили нам большой вагон без перегородок. Пол в вагоне был прибит кое-как, будто в свинарнике. Помещение смахивало на клуб. Пока было тепло - все было терпимо. Мы и не подозревали, что нас ждет. Тяготы начались с приходом зимы, когда по хлеб и воду приходилось идти  по морозу, который достигал 62 градуса ниже нуля.

 

А магазин там был?

 

Да, и деньги мы из дома прихватили. Отец подрабатывал тем, что делал топорища или что-то еще. Потом стали формировать бригады для работы на лесоповале, на погрузке леса, который свозили на склад, потом грузили в вагоны и отправляли во все концы страны. Лес то отправляли, но денег, чтобы с нами расплатиться, на первых порах не было. Потом понемногу стали деньги выплачивать или кое-что давали в счет зарплаты – хлеб, консервы…

 

Вас сразу же по прибытию взяли на работу?

 

Да, так оно и было, во всяком случае, мы тоже были заинтересованы заработать свой кусок хлеба.

 

До ФЗО Вы где-нибудь еще учились?

 

Нет, нигде я не учился, и в Сибири тоже, поскольку было мне уже 19 лет – вышел из школьного возраста, а ребята помладше возрастом в школу ходили.

 

Первую зиму мы провели в бараке, нам привезли доски, из которых были сделаны перегородки – получались отдельные комнатки, где стояли железные печи-буржуйки, дымоходы от них выводились наружу.

 

По прибытии к нам обратился военный, капитан Пономаренко (до сих пор его помню) он сказал: «Стройте дом! Держите десять коров! Триста овец! Никто вам не запрещает!...».

 

Отец поначалу не хотел строиться, считал это ненужным, раз у него есть дом в Молдове, но потом он свое мнение сменил и мало-помалу начал возводить дом, потому что в бараке сколько ни топи печку, все равно снизу дуло.

 

Другие там тоже строились и обзаводились хозяйством?

 

Разумеется, наши люди там начали заводить коров, выращивать картофель, который там отлично рос.

 

Как называлась местность, куда вас переселили?

 

Поселок Парчум называлась эта местность. Там мы должны были регистрироваться, но эта процедура была скорее формальной, потому что некуда было молдаванам удирать оттуда. Начальником над нами был этот самый Пономаренко, который со временем, со всеми нами перезнакомился.

 

Как сложились там отношения между молдаванами?

 

Конфликтов там и не могло быть, поскольку делить там молдаванам было нечего.

 

В Парчуме мы были первыми переселенцами, но через год туда привезли и украинцев. Кроме этого там были и заключенные – немцы, румыны.

 

Бронхит, которым Вы страдаете, тат подхватили?

 

Да, из Сибири привез.

 

А если кто заболевал, как выходили из положения? Больница там была?

 

На месте был медпункт, где могли помазать ранку или царапину, а больница была в Тайшете.

 

Старики там были, многие ли там скончались?

 

Вот об этом я Вам еще ничего не рассказал. С нами были два старика – Антон Трошин и дед Трифон Аксенти. Оба они были одиноки, без детей – их потом куда-то перевели.

 

И сколько времени вы там пробыли?

 

Мы проработали в одном и том же леспромхозе с 1949-го 1957 год, когда нам выдали на руки документы. Только участки работы менялись.

 

Из того дома перебрались куда-нибудь?

 

Нас потом перевели на «сотый километр», где я уже был на постоянной работе. Там я уже в 1950 году выучился на тракториста и мне выделили «финский дом» и я со своей женой в нем поселился, а отец построил себе дом возле железной дороги, но затем продал и построил себе другой. Так он себе построил в Сибири три дома. Там можно было жить – стройматериалов хватало, но очень много мороки было там с мошкарой и комарами – заедали просто. Но со временем лес вырубался, ветер усиливался, и комаров стало меньше. Это было облегчение не только для людей, но и для скотины, которая из-за комаров паслась больше по ночам.

 

Вашу супругу когда встретили?

 

Встретились мы там же, в Парчуме, в 1953 году.

 

И как в Сибири свадьбы гулялись?

 

Венчались мы в старой церкви, которая находилась в окрестностях Тайшета… Молдаванин везде остается молдаванином…, на свадьбу мы готовили ягодную бражку. Местные русские нас этому научили.

 

Поговорим сейчас с Вашей супругой… Ирина Ивановна, скажите, пожалуйста, где и когда Вы родились?

 

Родилась я в селе Чорешты Ниспоренского района, в 1932 году. Девичья фамилия Ивлева Ирина Ивановна.

 

Что можете рассказать о своей семье?

 

Нас в семье было шестеро детей, и жили только с матерью. Отец умер еще в 1940 году.

 

А что случилось с Вашим отцом?

 

У нас было много земли, а когда пришли советские, то землю отобрали. Отец от сильного душевного расстройства слег, его парализовало, и потом он скончался…

 

А сколько земли у вас было до прихода советских?

 

У нас было 60 гектаров земли…

 

Какие-нибудь машины, сельскохозяйственная техника у вас была?

 

Нет, тракторов тогда не было… Землю мы обрабатывали только лошадьми…

 

Скотину у вас тоже отобрали?

 

Скотину у нас не отбирали, разве что на мясо… Случалось, что мясо сданное одним человеком, покрывало «поставку» нескольких человек…

 

В 1949 году, на момент высылки, какое имущество было у Вашей семьи?

 

Тогда у нас было два дома, большой хлев для скота, дробилка, машинка для опрыскивания и иного мелкого, необходимого в хозяйстве инвентаря. Только и всего.

 

Что Вы помните о дне 6 июля?

 

Мы весь день были в поле на прополке. Наша земля находилась возле шоссе и по нему все время проезжали машины. Мать еще сказала: «Боже мой, никак война начинается!». Со стороны Кишинева на Ниспорены шли и шли машины. Вечером мы пришли с прополки, а утром нас арестовали. Две сестры были замужем, а нас у матери оставалось четверо - я была самая старшая. Нам сказали брать с собой топоры, инструменты. Мать спросила, а что мы будем там кушать?  Тогда нам разрешили взять с собой хлеба. Все были очень встревожены – кто плакал, кто кричал…

 

Замужних сестер не тронули, выслали только нашу семью.

 

Погрузили нас на машину и повезли из Чорешт на станцию Буковэц, а там нас выгрузили и заставили ждать под охраной солдат… (плачет)… Мы сидели и смотрели друг на друга… Даже поесть не могли… Потом нас погрузили в вагон…

 

Сколько человек ехало с вами в  вагоне?

 

Около двадцати человек ехало… Тяжело было… Некоторые из них умерли в пути, бедняги… Их оставляли на станциях… очень тяжко было… Доехали мы туда, как уже говорил Василий, а там комары, мошкара… (плачет)

 

И куда же вы доехали?

 

Оказались мы там же, на станции Парчум, Иркутской области. Поселили нас в бараках, в которых не было ни окон, ни дверей и сказали утеплять стены и готовиться к зиме… Каждый устраивался где и как мог… некоторые сооружали себе нары… Жили мы очень трудно, не приведи Господи!

 

Как вы жили и чем питались на первых порах?

 

Нам очень тяжело пришлось – мужчины в семье не было, и очень трудно было выкручиваться… Сидели мы на одной картошке. Мама заболела раком, а лечить негде  было … (плачет). Схоронили ее там и остались мы, четверо беспризорных детей…

 

Ваша мать, в каком году умерла?

 

Мать умерла в 1952 году. Мои младшие братья зарабатывали поденщиной в колхозах, за что им давали муку и кое-какую еду…

 

Сколько лет было Вашим братьям?

 

Братья были погодки – один был 36, а другой 37 года рождения…

 

Вы чем там занимались?

 

Я работала на лесоповале…, на рубке веток и получали мы за свой труд практически ничего – пятьдесят рублей. Все нас обманывали…

 

В Чорештах Вы посещали школу?

 

Да, я ходила в молдавскую школу уже при Советах?

 

А в Сибири?

 

Нет, ни я, ни мои братья в школу не ходили. Да и куда они, бедные, голодные пойдут? Они шли на работу, зарабатывали немного муки, чтобы с голоду не умерли… (плачет)

 

В Сибири молдаване оказывали друг другу помощь?

 

Эх, куда там… Каждый сам за себя…

 

Потом Вы перебрались из барака в другое место?

 

Там можно было остаться или перейти в другое место, и мы из барака ушли.

 

У Вас русская фамилия… Вы знали русский язык, когда вас сослали в Сибирь?

 

Отец был из липован. Их в семье было двое детей – брат и сестра. Срочную службу он служил в Васлуе и там же женился. Сестра его оказалась в селе Вэлчинец. Впоследствии отец женился вторично – на моей маме.

 

Среди местных, у вас друзья были?

 

Нет, с местными мы не очень общались. Наши женщины не очень знали по-русски и всегда прибегали, в случае чего, к моей помощи, поскольку я немного лучше говорила. Однажды послали нас – женщин и девчат, заготавливать сено для леспромхозовских лошадей.

 

Как-то раз пришел туда местный колхозный пастух, и одна из наших говорила его жене»Ваш муж – корова!». Женщина понимала, что наши не знают русского языка и отвечала: «Да, да… мой муж пасет коров там». Ходили и мы с поденщиной к кому придется.

 

Как вы проводили там выходные дни, клуб там был?

 

Клуб там был, где-то в километре от нас… наши парни научились на гармошке играть и мы туда ходили.

 

Деньги вам платили?

 

Да, после того, как отправили лес стране, стали и нам платить за работу, понемногу, но платили. Поначалу денег негде было взять… Хлеб там был ржаной – кинешь его об стену, он на стене и остается, а когда пекли пшеничный хлеб, то все вокруг говорили: «пшеничный, пшеничный». Ели мы в основном картошку – она там была всему голова. В магазин привозили еще сливочное и растительное масло.

 

Скажите, пожалуйста, Вы получали из дому письма, посылки?

 

Да, письма можно было посылать – получать, а вот насчет посылок, кто бы стал их посылать. Здесь ведь народ тоже нелегко жил – их тоже обманывали и денег не давали…

 

Как Вы познакомились с вашим мужем?

 

Мы жили через барак друг от друга… По воскресеньям парни и девчата вместе собирались, разговоры разговаривали, кто смеялся, а кто и плакал…

 

Свадьбу, когда сыграли?

 

В 1953 году…

 

Потом что было, вы получили отдельное жилье?

 

Господин Лупу: я Вам рассказывал, что мы приобрели «финский дом», потом отец построил себе новый дом, а я с женой остался жить в старом.

 

Сначала отец хотел продать «финский дои» одному местному жителю, который надеялся, что я перееду к отцу в новый дом, и буду там жить. Но как бы я туда с женой перебрался, если дом еще был не готов.

 

Потом я продолжал работать трактористом, жена работала на рубке веток. В Сибири у нас родились две дочки.

 

В каком году вы вернулись в Молдову?

 

Господин Лупу: Вернулись мы в 1958 году, хотя документы получили в 1957-ом. Зимой 1957 года у нас родилась дочь, и куда ехать с ребенком зимой? Кроме того, у нас был дом, хозяйство, корова – не могли мы все разом бросить и вернуться.

 

А были такие, кто не пожелал вернуться в Молдову?

 

Господин Лупу: Были и такие, кто там остался. Семейство Мешкой, например.

 

Браки между местными жителями и молдаванами там случались?

 

Госпожа Лупу: Может и сходился кто, а так не очень… ничего такого не слышали…

 

Когда вернулись, где остановились?

 

Господин Лупу: Вернулись мы в Бэлэурешты, а остановились в родительском доме. Во дворе у нас было два дома. Один дом, якобы, принадлежал сельсовету, и в нем жили учителя. И потом… кто не знал, что это наш дом? Там мы занимали часть дома, пока не получили участок под застройку и не возвели потихоньку дом, в котором мы и живем.

 

Вам разрешили вернуться в родное село, никаких проблем не возникло?

 

Господин Лупу: Никаких проблем у нас не возникло, зато у других они были. Им запретили возвращаться на родину и не вернули ничего из конфискованного имущества. В документах у них так и было записано – «без возврата имущества!».

Потихоньку возвели мы свой дом, покупая по два – три кубометра древесины. За древесиной надо было ехать в Архангельск, но мне изрядно надоели и дальние дороги, и сам Архангельск.

 

Я работал в колхозе трактористом, а в Сибири был еще и шофером на автокране.

 

А Вы, госпожа Лупу, чем занимались?

 

Госпожа Лупу: Я - землю обрабатывала.

 

Как поступили Ваши родители, когда вернулись в село и не смогли вернуть свое имущество?

 

Господин Лупу: На первых порах отец проживал у соседей по магале и у друзей, а мать жила у своих братьев, пока мы не построили дом. Потом они перешли жить в ту часть дома, которую до тех пор занимали мы, но у них возникли какие-то разногласия с учителем, который занимал вторую половину дома.

 

С остальными односельчанами какие-нибудь недоразумения были?

 

Господин Лупу: Нет, у меня ничего ни с кем не было… Вот, к примеру, у меня жили Александру Истрати и Павел Бэтрыну, которым не разрешили вернуться, поскольку проходили по какой-то политической статье и они были вынуждены поселиться в Кучургане, и я их принял.

 

Кроме двух дочек, которые родились в Сибири, у вас еще были дети?

 

Господин Лупу: Здесь у нас родились еще девочка и мальчик… Все они хорошо учились, получили образование. Вторая дочь стала бухгалтером. Старшая дочь живет в доме моих родителей, одна живет здесь, а другая в Шишканах, там у нее свой дом.

 

По возвращении из ссылки, кто-нибудь создавал вам, в связи с этим, какие-то проблемы?

 

Господин Лупу: Да вроде не было никаких проблем, даже не говорили об этом. У отца была тяжба с сельсоветом из-за имущества. Сельсовет, в конце концов, вернул старику дом. В остальном, все было спокойно.

 

Какие чувства Вы испытываете сейчас, по поводу этих трагических событий?

 

Господин Лупу: Много лет, прошло, мы состарились, да и забывается многое…

 

После распада Советского Союза вас наделили землей?

 

Господин Лупу: Да, нам, как и другим выделили землю: мы получили свою квоту – пашню, виноградник и сад.

 

Госпожа Лупу:.. которые, сейчас находятся в запустении…

 

Господин Лупу: Мы не можем их обрабатывать. Бабка еще работает понемногу, а мне давление не позволяет…

 

А в колхозные времена запустения не было?

 

Господин Лупу: Во времена партии я был счастливее, тогда был хоть какой-то порядок, а сейчас те, кто смог наворовал, а кто не смог остался ни с чем…

 

Конечно, те, кто смог получить образование и устроился и сейчас неплохо живет. Но тогда каждый имел работу, а сейчас  многие в поисках работы уезжают за рубеж. А нам, старикам, как быть? На кого нас покинули?

 

Госпожа Лупу: Помрешь, и некому будет на кладбище проводить…

 

Есть время жить и время умирать… Я желаю вам крепкого здоровья и благодарю за это интервью!

 

 

Интервью и литературная обработка Алексея Тулбуре

Транскрибирование Надин Килияну

Русский перевод Александра Тулбуре

Интервью от 3 августа 2012 г.

Транскрибирование от 9 января 2013 г.